Песнь для Близнецов - Страница 180

К оглавлению

180

Рик непонимающе свел брови.

– Ты о чем?

– Да так, ничего. – Отмахнулась Тео и вдруг выпалила: – Кажется, я… как это говорят у людей… понесла.

– Понесла куда? – Переспросил Рик и тут его осенило. Он сгреб Тео в объятия, сбив чашку на пол, и принялся целовать, отрываясь только затем, чтобы заулюлюкать. И мысленно поблагодарил Близнецов, что не забыли его наглую просьбу о награде…

– Тише, псих ненормальный, – засмеялась Тео. – Я ж говорю – «кажется».

– Когда поженимся? – Тут же выпалил Рик.

– Чего?

– Ну, я, как бард, просто обязан поддержать репутацию и под давлением родственников – как думаешь, Дерек сойдет за мрачного папашу? – жениться на женщине, которая от меня залетела, – подмигнул он.

– С ума сошел… Ты представляешь меня в белом платье? – хихикнула Тео.

– Я сейчас как только тебя не представляю… – признался Рик. – Но в платье… пожалуй, нет. Значит, будет традиционная Свадьба Штанов.

– Не бывает такого, ты это только что придумал…

– Что ты… – Рик обнял Тео и, разглядывая звезды, принялся вдохновенно врать: – Это освященный веками обычай, восходящий к древности. Двое штанов заходят в храм… Не ржи, сейчас Дерек прибежит проверять, не напал ли на нас какой-нибудь злодей, превращающий людей в лошадей… Так вот, заходят штаны, путь их усыпан розовыми лепестками, а у алтаря Древа их уже ждут кислые балахоны…

– Кислые балахоны?

– Тихо, женщина. Потом Верховный жрец связывает штанины между собой… Все танцуют, все пьяны и веселы, а те штаны, что покрасивше, улетают в закат на вторых, превратившихся в дракона…

– Покрасивше, значит…

– Ну, поумнее…


Вечер наполнялся ночью, как бокал – благоухающим вином, стрекотали сверчки, а звезды подмигивали с небосклона, счастливо смеясь, и любуясь миром. Новым. Сияющим.

Эпилог
И все что было, и все, что будет…

Дрожащее пламя свечи выхватило серые камни стены, затем широкий подоконник, на котором белел забытый кем-то конспект. Раннее лето, окна открыты, и кто-то заботливо придавил листки булыжником – вернется хозяин, заберет.

Джереми поднял свечу повыше, освещая себе путь. Студент, второй курс философии и права Университета Сорреля; блестящий ум и безразмерная лень, мешающая этому уму, как говорили преподаватели. И еще – юноша слишком разбрасывался, увлекаясь науками либо смежными с основной, либо вообще никак к ней не относящимися. То за стихосложение возьмется, то к химикам в лаборатории бегает, то на лютне бренчит. Возможно, это не позволило ему стать первым в классе, но зато скучно не было.

Джереми вышел в сад – небольшой, с трех сторон окруженный стенами. Да и садом это место назвать можно было лишь с натяжкой – пяток деревьев, кусты, несколько скамеек. В сумерках, превращающих окружающее пространство в серую дымку, фигура, расположившаяся на одной из скамеек, была еле видна. Старик любовался закатом, но солнце уже час как село, и все вокруг заливала тьма.

– Профессор… – позвал юноша. Огонек свечи он прикрывал от ветра рукой. – Уже поздно, вы просили отвести вас в спальню…

– Да, да… – отозвались со скамьи и старик тяжело поднялся. Джереми поспешил подать ему руку, отведя ее от фитиля, и ветер тут же потушил свечу.

– Ничего страшного, – сухим, как старое дерево, но бодрым голосом сказал профессор. – Дорогу до спальни я знаю, как свои пять пальцев. Я буду вести нас, как герой Просперо по чудным и странным местам вел своих спутников на поиски Чаши – ты же только поддерживай меня. Нога что-то разболелась.

Они неспешно двинулись обратно, в учебный корпус.

– Как успехи? – поинтересовался старик. – Все так же хватаешься за новое?

В голосе его если и слышалось осуждение, то наигранное; профессор признавал за молодежью право метаться, как им вздумается. «Но только до третьего курса», – говорил он.

– Скорее, возвращаюсь к старому, – улыбнулся Джереми. – Философия – голая наука, без другой, к которой ее можно применить, она бесполезна.

– Стало быть, ты думаешь… о чем? Философии химии, быть может? Философии астрономии?

– Главное, не о философии философии, – пошутил юноша и с удовлетворением услышал смешок профессора.

Они стали подниматься по лестнице, старик опирался на локоть студента.

– Как родители?

– О, как всегда. Требуют, чтобы я писал о своих успехах каждую неделю. Надо бы передать ректорату, чтобы проводили экзамены не раз в полгода, а еженедельно, чтобы я мог радовать своих родителей.

– Я поговорю с профессором Хельгеном. – Сказал старик и Джереми в очередной раз усмехнулся – он в последнее время научился почти всегда точно определять, когда его наставник шутит.

– Вас он послушает… Мы пришли, похоже.

– Да, вот моя дверь… хотя она, конечно, ровно так же моя, как и твоя, юный Джереми. Или ничья. Спасибо, что помог.

Дверь скрипнула и профессор, чуть хромая, прошел в комнату. Нащупал что-то на столике у двери и протянул юноше.

– Вот огниво, держи, запали опять свой путеводный огонек. Новомодная вещица, очень удобно, все в одном – и кресало, и кремень, и трут.

– Если я не ошибаюсь, именно вы его изобрели.

– Да? Возможно… наверное, я. Хотя почему я не придумал ему новое звучное название, ума не приложу. Сглупил. «Удивительный зажигальщик», как тебе?

– Вполне. – Юноша зажег свечу и комната озарилась теплым желтым светом. – Вы уверены, что не нужно помочь вам улечься, или принести воды, или еще чего-нибудь?

Он спрашивал об этом каждый вечер, проводя старика к его покоям, и каждый вечер получал один и тот же ответ:

180